— Я могу предвидеть только, что останусь в дураках, если попытаюсь сделать нечто подобное. Ты обманываешь сама себя, Милдред, выдавая желаемое за действительное.

— А если нет? Разве тебе нравится, как он сейчас с тобой обращается?

— Нет, — прошептала Ровена.

— Тогда используй свое оружие. Покажи ему девушку, которой ты была до прихода д'Эмбреев. Против твоего обаяния никто не мог устоять, что подтвердит каждый человек, который тебя знал.

— Я не думаю, что смогу стать опять той беззаботной и счастливой девушкой.

Милдред наклонилась к ней и обняла за плечи.

— Я понимаю, моя дорогая. Все — что нужно — изобразить это. Сможешь ли ты?

— Возможно.

— Тогда попытаешься?

— Я должна подумать сначала. Я не уверена, что хочу привлечь внимание Уоррика к себе больше, чем привлекаю сейчас. — Ровена вздернула подбородок. — И я не уверена, хочу ли перестать его ненавидеть.

Милдред усмехнулась.

— Тогда не переставай. Просто не давай ему увидеть твоих настоящих чувств. У него все, что он чувствует, написано на лице, тогда как для тебя это не будет сложно. Однако будь уверена, когда он изменится и начнет ухаживать за тобой, может статься, ты будешь так же увлечена этой игрой, как и он, и обнаружишь, что можешь не только ненавидеть.

Мысль об ухаживании за ней Уоррика де Чевила показалась Ровене настолько смехотворной, что она не стала спорить. Кроме того, она уже порядком устала от обсуждения этой темы и перевела разговор на другое.

— Как получилось, что мы оказались одни в этой комнате?

Ведь это же швейная.

— Да, но я послала женщин поэкспериментировать с новым красителем.

Ровена засмеялась, увидев смущенный взгляд Милдред.

— Уж не тот ли ужасный зеленый, который мы сделали в прошлом году?

— Точно. Но я не сказала им, что он ужасный. Я сказала, что им можно получить очень красивый оттенок, так что они долго провозятся, пытаясь получить его. Потом я признаюсь, что забыла сообщить об одной добавке.

— Разве ты управляешь швейной? Как ты могла приказать им?

— Нет, но я теперь служанка при двух дочерях лорда, поэтому женщины из швейной выполнили мой приказ без единого слова.

— И как тебе нравится прислуживать его дочерям? Милдред фыркнула.

— Это две такие испорченные эгоистичные стервы, каких трудно сыскать. Лорд Уоррик не оказал мне услугу, приставив к ним, но, по чести сказать, я не думаю, что он догадывается, насколько они испорчены. Девицы достаточно попользовались тем, что он отсутствовал.

— Да, его проклятая война с Гилбертом и Бог знает с кем еще. Ты не слышала, он больше никуда не собирается?

— Это было бы не очень удачно, моя детка. Нужно, чтобы он находился здесь для того, чтобы ты могла обернуть ситуацию в свою пользу. Если он скоро уедет, твое положение отнюдь не прояснится от этого.

— Нет, будет наполовину легче.

— А если тебя опять отправят в темницу?

Это возможно, и не было гарантии, но Джона Гиффорда опять назначат к ней. Но альтернатива — соблазнять Уоррика… она не хочет об этом думать, не может.

Ровена взволнованно вскочила:

— Лучше я пойду, а то нас найдут и накажут обеих. Милдред возразила:

— Это женский этаж. Он вряд ли сюда поднимется…

— Он сделал это ночью, — резко бросила Ровена, направляясь к двери. Но тут она остановилась и, нахмурившись, спросила:

— Что ты имела в виду, когда сказала, что это теперь в его характере — месть?

— Ты не слышала, что с ним случилось шестнадцать лет тому назад?

— Уоррик говорил что-то о том, как кто-то захватил Фулкхест в его отсутствие. Про это?

— Да. Лорда Уоррика не было здесь, в то время он находился на службе у другого лорда, а то бы без сомнения его бы убили, как и всю его семью.

— Осада?

— Нет, предательство. Как мне говорили, один барон, по имени сэр Эдвард Байнарт, обхаживал Фулкхеста и леди Изабеллу, мать Уоррика. Байнарт звался другом семьи, никто ничего не подозревал о его планах, и в один из своих визитов он совершил то, что намеревался. Он дождался, пока все заснули, потом послал небольшую вооруженную группу своих людей разоружить воинов и слуг. Затем он вошел в покои и убил лорда на глазах леди Изабеллы. Этот дурак думал, что она испугается, но он не учел, как леди Фулкхест любила мужа. Она тут же набросилась с обвинениями на Байнарта, оскорбила его перед всеми его людьми, и он убил ее. Две сестры Уоррика, считая, что их ожидает та же судьба, спрыгнули с парапета, одна разбилась сразу же, другая умерла через несколько дней.

Ровене стало понятно теперь, почему Милдред жалела Уоррика.

— Лучше бы ты мне этого не рассказывала.

— Разумнее знать и понимать своего врага. Даже один вопрос может принести много полезного, когда вокруг тебя достаточно желающих посплетничать женщин. Лорду Уоррику было только шестнадцать, когда он узнал, что его Фулкхест в руках врага, а семья погибла. Около полугода ему понадобилось, чтобы узнать в точности, что же произошло, и на него дважды покушались за это время. Он был все еще наследником Фулкхеста, хотя и без надежд на помощь короля и без войска. Байнарт знал это и решил, что Уоррик не может являться реальной угрозой. Парень тогда действительно был еще слишком юн, чтобы предпринять что-то. Но как только сэр Уоррик был посвящен в рыцари, то отправился к своей невесте и с помощью ее приданого и военной поддержки ее отца он…

— Он отвоевал Фулкхест?

— Да.

— И убил Байнарта?

— Собственными руками. Но дело не только в этом. Когда он получил поместье, оказалось, что под управлением Байнарта оно пришло в упадок. Он получил разоренное владение.

— И поэтому его целью стали владения Байнарта, — догадалась Ровена.

— Точно. Это заняло три года, но в конце концов вся собственность Байнарта перешла к Фулкхесту. Тем временем лорд Фулкхест развелся с женой и взял себе другую, которая была более миловидна, чем первая.

— У него тогда появились новые враги, что вынудило его опять увеличить войско?

— Нет, но он дал обет, что он отомстит любому, кто бы его ни обидел, стократно. Он твердо придерживался клятвы и заслужил репутацию человека, который быстро мстит. Этот обет вовлекал его в бесконечные войны, одну за другой, год за годом.

— Вот что в конце концов превратило" его в жестокое чудовище, каковым он теперь и является, — едва заметила Ровена.

— Нет, таким, как сейчас, он стал с того дня, когда узнал о смерти всех своих родных. Горе и отчаяние — вот что превратило его из мальчика, каким он был, в мужчину, каковым он является сейчас. Все говорят, что в нем никакого сходства с тем добрым, приветливым, любящим шалости, мальчишкой.

— А этот мужчина холоден, бессердечен…

— Но теперь ты знаешь, почему, и я сомневаюсь в том, что если он смог измениться раз, то не сможет измениться опять.

— Или не измениться.

— Где же твоя юношеская вера в лучшее?

— Разрушена руками д'Эмбреев.

— Значит, взлелей ее опять, поскольку ты имеешь возможность устроить собственное будущее и исцелить человека, который слишком долго живет с демонами своего прошлого. Достойная задача, я бы сказала.

Ровена ответила с растущим возмущением.

— Ты можешь жалеть его, но я бы сказала, что он и его демоны стоят друг друга.

— Ты хочешь позволить собственной трагедии превратить тебя в такую же жестокую и непрощающую, как он?

— Теперь ты противоречишь сама себе, считая его жестоким и непрощающим. Пойдем, Милдред. Я сказала, что подумаю об этом.

— Хорошо. — Милдред вздохнула и осторожно добавила:

— Неужели ты не чувствуешь ни капли жалости по отношению к нему?

— Ни капли, — упрямо ответила Ровена, желая, чтобы это не было ложью.

Глава 26

— Привет, Шелдон! — воскликнул Уоррик, крепко сжимая в своих медвежьих объятиях старого друга. — Как давно ты не приезжал!

— Это потому, что ты ломаешь мне ребра каждый раз, когда я встречаюсь с тобой, — промычал Шелдон.